Ариадна Громова ПРАВДА, О ЛЮДЯХ И СКАЗКИ О РОБОТАХ Имя Станислава Лема хорошо знакомо советским читателям. В нашей стране переведены и изданы многие его книги - повес- ти "Астронавты", "Магелланово облако", "Соларис", "Непобеди- мый", "Возвращение со звезд", циклы рассказов - "Звездные дневники Ийона Тихого" и "Воспоминания Ийона Тихого", сбор- ник рассказов "Вторжение с Альдебарана"; часто появляются переводы его произведений в наших журналах и газетах. Творчество Лема, глубоко оригинальное, отмеченное не- повторимой индивидуальностью, которая сразу выделяет этого автора даже на очень богатом и разнообразном фоне современ- ной мировой фантастики, поразительно широко по тематическому и жанровому диапазону. С непривычки, наверное, трудно пове- рить, что один и тот же писатель может создавать философские трагедии типа "Соларис" или "Возвращения со звезд" и почти фарсовые по приемам, то уморительно-веселые, то едко-насмеш- ливые рассказы о космическом Мюнхгаузене", о неустрашимом космопроходце Ийоне Тихом, неизменно оставаясь на самом вы- соком уровне, доступном современной фантастике (да впрочем, и вообще современной литературе). Но для вдумчивого читателя эта широта диапазона кажется естественной и необходимой: она вызвана сложностью и глубиной задач, которые ставит перед собой Станислав Лем. В сборнике "Охота на Сэтавра", который предлагает чита- телям издательство "Мир", тоже представлены совершенно раз- личные - на первый взгляд диаметрально противоположные - ли- нии творчества Лема. Большую часть сборника занимают рассказы о космическом пилоте Пирксе, составляющие цикл. Первые рассказы этого цик- ла написаны семь лет назад (они вошли в сборник "Вторжение с Альдебарана"), последний - "Охота на Сэтавра" - закончен в декабре 1964 года. Лем продолжает работать над образом этого героя. Цикл рассказов о Пирксе - явление почти уникальное в мировой фантастике. Характеры, очерченные с реалистической разносторонностью и глубиной, в фантастике вообще редки; она разрабатывает по преимуществу проблемы, стоящие перед чело- вечеством в целом, а это трудно совместить с детальной пси- хологической разработкой образа отдельно взятого человека. Даже у Герберта Уэллса, в максимальной степени пользовавше- гося в фантастике приемами реализма, не так уж много героев, о которых можно сказать, что у них есть индивидуальность (самый яркий из них - Гриффин, герой "Человека-невидимки"). А пилот Пиркс - не только характер, но и характер раз- вивающийся. Мы знакомимся с неуклюжим толстощеким курсантом, детски мечтательным (он мечтает вперемежку то о великих под- вигах, то о монете, на которую можно купить билет в кино, да еще и сдачи получить, то о "романтической" физиономии с ор- линым взглядом и седыми висками). Мы видим потом, как этот неуклюжий и наивный мечтатель, когда доходит до дела, обна- руживает такие качества, которых подчас в решительный момент не хватает и людям более талантливым или более опытным. Пир- ке отлично выдерживает, несмотря на непредвиденные осложне- ния, пробный космический полет, который оказывается не под силу его блестящему коллеге Берету, будто рожденному для по- бед ("Испытание"). Он выходит победителем из нелепо траги- ческих ситуаций, стоивших жизни его предшественникам ("Ус- ловный рефлекс", "Патруль"), и тем самым помогает уберечь от гибели остальных. Спасают его два завидных качества - очень здоровая, на- дежно уравновешенная психика и непоколебимый здравый смысл. Поняв, что столкновение с Луной почти неизбежно, Пиркс не поддается панике, а, учитывая это "почти", делает все, что возможно, для спасения. Увидев на экране радара два скафанд- ра и твердо зная, что на лунной станции, кроме него, нахо- дится лишь один человек, Пиркс перестает доверять показаниям приборов. Когда на телеэкране ракеты возникает светящаяся точка, нарушающая хорошо известные ему законы физики, он способен предположить, что сошел с ума, но не может поверить в чудо и поддаться суеверному страху, лишающему возможности рассуждать и обдумывать действия. В "Терминусе" и в "Охоте на Сэтавра" мы видим его уже настоящим пилотом - опытным, энергичным, решительным, иници- ативным. В этих "зрелых" сценах образ Пиркса обогащается но- выми чертами, приобретает большую глубину и сложность. Юно- шеские, наивные мечты о славе забыты, пришла повседневная, трудная и опасная работа, а с ней и зрелость. Надежность и устойчивость психики Пиркса по-прежнему помогают ему. Ведь призрачная и жуткая трагедия, с которой он сталкивается в "Терминусе", могла бы, по крайней мере временно, вывести из строя и очень сильного человека. Пирке и здесь устоял, хоть нелегко ему это далось. И принятое им решение - оберечь по- кой живых и тайну мертвых, закрыть доступ к давно совершив- шимся и необратимым событиям - продиктовано зрелым и трезвым разумом. Это отнюдь не означает, что Пиркс является этаким воп- лощением торжествующего здравого смысла, прямолинейного и узкого, что он застрахован от потрясений сравнительно низким уровнем психики, несложностью реакций. Его переживания слож- ны и сильны (особенно в "Терминусе" и в "Охоте на Сэтавра"), а надежность его психики сказывается лишь в том, что в ко- нечном счете все эти резкие колебания психологического по- тенциала гасятся, уравновешиваются, что Пиркс при любых обс- тоятельствах быстрее других возвращается к норме. Обстановка в рассказах о Пирксе обрисована тоже весьма характерно. Способность Лема изображать несуществующий, вы- мышленный мир с помощью убедительных деталей, вводить в его атмосферу используется здесь для того, чтобы читатель пове- рил в полную реальность описываемых событий. Испытания, ко- торые проходит Пиркс во время учебы, лунные пейзажи и быт лунной станции, патрулирование в космосе, гибель космическо- го корабля, которую Пиркс наблюдает с борта другого корабля, интерьер старой, заново отремонтированной ракеты, битва на Луне - все это обставлено таким плотным "бытовым" реквизи- том, насыщено такими точными и тонкими деталями, которые сделали бы честь мастеру-реалисту, изображающему события из жизни летчика или, допустим, танкиста, шофера, капитана ко- рабля. Лем заставляет поверить в абсолютную реальность не только самого Пиркса, но и его пока несуществующей профес- сии. И, что особенно важно, в этих рассказах развитие собы- тий поставлено в прямую зависимость от индивидуальных осо- бенностей характера Пиркса, от его поступков, продиктованных этими особенностями. Несомненно, Крис Келвин, герой "Соларис", или Эл Брегг, герой "Возвращения со звезд", изображены Лемом не менее уг- лубленно и точно, чем Пиркс; к тому же оба эти героя наделе- ны гораздо более яркими и сильными индивидуальностями, да и ситуации, в которых они оказываются, намного сложнее, тра- гичнее, значительнее, чем те случаи, с которыми имеет дело Пиркс. Но история характера, динамика его развития даны лишь в этом цикле. Это делает рассказы о пилоте Пиркс явлением пока совершенно необычным в фантастике, показывает ее еще не раскрытые потенциальные возможности. Следует сказать, что в советской литературе аналогичные попытки создать "движущиеся" характеры делают А. и Б. Стру- гацкие (Юрковский и другие герои трилогии "Страна багровых туч", "Путь на Амальтею" и "Стажеры" или Горбовский, который встречается читателю в "Возвращении" и в "Далекой Радуге"). Но герои Стругацких эволюционируют в известной степени внеш- не (даже Юрковский, образ, которого изменяется наиболее яв- но, почти демонстративно); история характера обрисована тут бегло и отрывочно, психология менее детализирована, чем у Лема. Совсем по другим принципам созданы "Сказки роботов". По-видимому, свою родословную эта книга ведет от "Одиннадца- того путешествия Ийона Тихого" (оно появилось позже основной книги "Звездных дневников" и у нас пока не опубликовано). Там рассказывается о Главном Калькуляторе космической раке- ты, который взбунтовался, не выдержав насмешек, выбросил весь экипаж корабля, высадился на необитаемую планету и там основал государство роботов; своих подданных он сделал сам, выпотрошив для этой цели все нутро ракеты, использовав все наличные материалы. Правда, это государство роботов просу- ществовало недолго. Но, возможно, Лему захотелось потом представить себе другой вариант: а что, если колонии роботов будут существовать? В самых различных условиях? Если они создадут свою культуру? Роботы в "Одиннадцатом путешествии" выпускают свои га- зеты. Пишут и говорят они архаическим языком и отличаются свирепостью - это потому, что Калькулятор использовал в ка- честве материала для их создания и библиотеку корабля, где было много детективов и книг по истории языка. Роботы эти ненавидят людей, считают их тиранами, которые нещадно экс- плуатируют бедных роботов. Очевидно, и в сказки роботов, ко- торые они рассказывают своим "детям", должны были войти мо- тивы неприязни к людям. Кроме того, там должно быть предс- тавление о Конструкторе - причине всех причин. Ну и, конеч- но, стилизованная под архаику речь, в подражание человечес- ким сказкам. "Сказки роботов" частично уже публиковались у нас. В эту книгу вошло семь сказок. Среди них есть не только сказ- ки, "перелицованные" из человеческих ("Три электрыцаря", "Советники короля Гидропса", "Сказка о цифровой машине..."), но и написанная в несколько другом, не столько сказочном, сколько ироническом, ключе притча о роботе Автоматее и его друге. Представлены здесь и сказки о конструкторах Трурле и Клапауциусе ("Как уцелела Вселенная", "Машина Трурля", "Крепкая взбучка"); впрочем, эти конструкторы тоже роботы, хоть об этом и не всегда вспомнишь: ведут они себя совсем как люди. Конструкторы эти очень полюбились Лему; они появ- ляются и в его новой книге "Кибериада". Они выдумывают там много удивительных вещей, например расправляются с космичес- ким пиратом (который, нападая на корабли, отбирал не матери- альные ценности, а информацию), создав "Демона второго ро- да", который отсеивает информацию отовсюду и топит пирата в океане информации. Но в "Сказках роботов" Трурль и Клапауциус еще не выхо- дят в космос, и дела их более скромны, да и по большей части кончаются трагикомическими неудачами. Девятиэтажная машина, созданная Трурлем, оказывается не только предельно глупой, но вдобавок еще упрямой, как осел, страшно обидчивой и при- чиняет ему массу неприятностей ("Машина Трурля"). Другая его машина, умеющая делать все на букву "Н" ("Как уцелела Все- ленная"), действует вполне исправно, но оказывается, что с ней надо обращаться осторожно, а то она и весь мир уничто- жит, создавая "Ничто ("Ничто" ведь тоже на "Н"!). "Сказки роботов" привлекают неистощимым богатством фан- тазии, изяществом; это, по определению Лема, "развлечение на высшем уровне". Конечно, и в этих "внеземных" конструкциях просматриваются знакомые нам черты земной действительности; конечно, и этот внешне легкий юмор не плавает в условиях не- весомости - он подчиняется законам земного тяготения. "Сказ- ки роботов" тоже, как и все произведения Лема, заставляют с какой-то неожиданной точки зрения посмотреть на многое при- мелькавшееся, оценить его по-новому. Словом, они дают и пищу пытливому уму, и в то же время отдых: ведь нет лучшего ле- карства от усталости, чем веселый смех! Ариадна Громова